^[3]

А та лапша называется эришта. Лусин-Ребекка готовила ее сама и резала, как итальянские фетуччини. Потом сушила на веревках, и лапша висела повсюду во дворе, как бахрома... И вот ее-то слегка до бежеватости поджаривали и хранили на зиму, а рядом сушились горные травы, пропитывая постепенно ее своими запахами — синдз, сибех, авелук и дикая спаржа. От спаржи, прихваченной с топленым или оливковым маслом и свежими куриными яйцами, шел такой дух... Но этот рецепт не сейчас, пока речь о лапше. Вот одна из бабушек, простая крестьянка. Лусин-Ребекка! Одно имя чего стоит!.. Какой деревенский священник решил назвать ее так? Только к концу жизни стала одеваться по-городскому — а так, сто нижних юбок, корсажи, жакеты. А зимой сверху — никакого пальто, а большая шаль как плед-шотландка... Когда кто-то из внуков был наряден, а это всего лишь матросский костюм и бескозырка — тогдашняя выходная одежда из самой Москвы для мальчиков, в восторге восклицала: «Чыновнык! Прыстав! Гарадовой!» Высокая, прямая, смуглая от ветров и солнца и безумно красивая. И от постоянной нужды и раннего вдовства прижимистая. Все боялась, что кончится хлеб. Или что дети влезут в чулан и подъедят ее «припасы на черный день»... Все из того же, с древности росшего тут зерна цорен — коркот, дзавар, аджар, булгур — все это теперь входит в моду, а там, в Армении, готовилось с добиблейских времен. А еще мацони, сушеная зеленая фасоль, овечий сыр ахалкалакский — в рассоле или армянский рокфор — хорацпанир в кувшине и капуста соленая... Места были высокогорные, долина Ширак, север Армении — там нет таких фруктово-овощных богатств и садов, как в Араратской долине. Зато пашни и пашни, повсюду зерно...

Из нее Лусин-Ребекка делала почов апур (суп с хвостом), густой, как тосканские зимние минестры, с эриштой, с красной фасолью или чечевицей, со вкусно поджаренным луком, чесноком и грецким орехом и кинзой сверху.

А вот другая бабушка, вернее, сестра бабушки по отцу, Сирануш-Забель, худенькая, маленькая, элегантная всегда, седая красавица с большими светлыми серыми глазами. Звали по средневековому — как прабабушек, так в армянской Киликии, у Средиземноморья, где армян больше нет, произносили французское имя Изабель. Аристократка, полная противоположность Лусин-Ребекке. Жила так же трудно, но спину держала... Изящные манеры, разговор, книги... Посуду мыла, наматывая тряпку на вилку, и готовить особо не умела, правда, по тем временам. Сейчас бы сказали — хозяйка! Были в ее репертуаре и рождественский пирог, и картофель с запеченной корочкой почти а-ля дофинуаз. Но лапшу готовила тоже, хотя и магазинную, обычную вермишель. Как настоящую эришту, сначала поджаривала ее до золотистости. Ее ели с маслом, а уж если получка — то пир, вермишельный плов посыпали брынзой! И конечно, ели и с мацони, и с чесноком. В других районах Армении — с мясом или просто с печеными томатами и перцами. От нехватки витаминов вечером у Сирануш-Забель начиналась куриная слепота, и внучка водила ее в гости за руку, как поводырь...

Боюсь, что сегодня мы не пойдем по пути Лусин-Ребекки и не будем сами готовить эришту. Да и где возьмешь у нас это солнце, которое в далеких горах высушивало тесто, и тот ветер, что напитывал его ароматами трав? Мы купим вермишель или любые тонкие пасты, как Сирануш-Забель, пожарим их на сковородке до яркого золотого цвета. Потом подольем немного оливкового масла и положим туда же мелко нарезанный лук и травы конечно же. И зальем кипятком — сначала немножко, а потом еще немножко, чтобы вермишель впитала в себя жидкость и осталась аль-денте. Мне тоже больше всего нравится потереть на это простое блюдо брынзу или любой другой овечий сыр и не нужно никакого мяса. Но даже без сыра, просто запечь в духовке помидоры и перцы, быстро смешать в блендере с перцем и солью и полить вермишель этим соусом — вкусно. В конце концов, важна ведь в лапше не сама лапша, а готовившая ее полуслепая бабушка, которую ведет за руку маленькая девочка. Теперь, сама уже став бабушкой, плачет, вспоминая ту любовь, что досталась ей когда-то вместе с этой лапшой. Плачет и смеется, кутаясь в шаль и слыша где-то далеко: «Чыновнык! Прыстав! Гарадовой!»