^[1]

На прошлой работе у меня в отделе по ту сторону прозрачной перегородки сидела молодая женщина по имени Жаклин. Женщина как женщина: лицо красивое, фигура — похуже, двое детей и муж, по офисным слухам — оболтус. В один прекрасный день поднимаю глаза и вижу — за перегородкой другой человек. Глаза блестят, лишние килограммы за неделю моего отсутствия испарились и главное, в походке и движении — ярость, пламя и страсть. Мне ее через перегородку не слышно, но и так понятно — метаморфоза! Влюбилась, что ли? Добрые души из офиса опять подсказали — нет, наоборот, у мужа обнаружилась любовница. Вот эта женщина с движениями тигрицы — покинутая жена? Некоторые наши добрые души разочаровались, думали, она будет тихо слезы лить и жаловаться подружкам. Я не говорю даже, что оболтус немедленно стал проситься назад, но даже наш начальник поймал ее взгляд и стал всматриваться и оборачиваться. Я тоже на нее любовалась из-за моей перегородки. Потому что думала: есть ли во мне столько же жизни и силы, чтобы не сломаться, а стать сильнее перед лицом предательства?

Есть у меня и другой пример. Моя подруга Наташа с потухшими глазами. Мы еще в студенческие времена подпевали вслед за Жаком Брелем: «Не покидай меня. Дай мне стать тенью твоей тени, тенью твоей руки, тенью твоей собаки...» Кто же знал, что напевать ей придется и позже. Ее муж, каждый раз все более ласковый после очередного отсутствия, все громче нам объясняет: «Натуся у меня самая лучшая». А она, так и не подняв глаз, тихо мне говорит: «Дети все-таки, нельзя же все так взять и разрушить...» И у меня опять мысль: а вот так, терпеть, я бы смогла?

Оказалось, не смогла. Зато обнаружила в разводе огромное количество положительных сюрпризов. Свобода! И огромное количество свободного времени. Можно перестать быть бесплатной нянькой: по французскому закону разведенному отцу полагается (как минимум) забирать детей на половину каникул и через выходные. Не забирает — обязан на это время оплатить нянечку, потому что у матери — свои планы. Например, отправиться в путешествие. Не одной, а с новым, скажем, знакомым. Что еще можно? Можно снова ловить на себе взгляды. Можно очаровывать и, что еще приятнее, снова очаровываться, когда новый, скажем так, знакомый беззащитно раскрывает свой дом и показывает фотографии детей. Ведь у него тоже половина каникул и воскресений. И можно начать готовить, зажигая духовку от того пламени, что полыхало из глаз Жаклин. Этот рецепт пойдет не в ту коробку, где роются дети («Мамочка, хочется пирожка»), а в другую, только для себя. Вместе с рецептом там несколько воспоминаний. У каждой свои. У меня — поезд и дождь, Брюссель и Антверпен, страна Тиля Уленшпигеля, с теми самыми вафлями в дырочку, шоколад и пиво, площади с вызолоченными фасадами, рыбаки в плащ-палатках, голландская селедка в порту и пучеглазые рыбы. Рядом с шоколадкой и промокшей навсегда курткой кладу рецепт из этой пучеглазой, купленной прямо в порту.  ^[2]

Вы, конечно, можете, купить любую другую рыбину, и совсем не обязательно засыпать всю кухню чешуей, как это сделала я. Может, у вас другой рецепт свободы. Я вам даю свой.

Рыбину или даже две режу на крупные куски, солю, перчу, выкладываю в кастрюлю или сотейник и заливаю сухим белым вином так, чтобы она была покрыта наполовину. Если рыба белая, то и блюдо получится в бело-зеленых тонах, словно мраморное. Если рыба красная, то выйдет проверенное в многочисленных кишах и пирогах мое любимое сочетание розового и зеленого. Сверху кладу кусок масла и нарезанный толстыми кружками лимон. Закрываю крышкой — и все. На небольшом огне все это быстро вскипит, я снижаю огонь до минимума и на температуре чуть ниже кипения держу рыбу еще минут 15. Чтобы такой рецепт навсегда задержался в воспоминаниях, совсем не обязательно ездить в Бельгию. У кого-то он возникнет между дачей и рыбалкой. Точно так же готовят во Франции, а чуть выше, к северу, рыбу варят в пиве (Бельгия со своим франко-фламандским смешением как раз на границе винного и пивного царства). В России, в силу любви к французской кухне, этот рецепт возникает снова в винном варианте — у небезызвестной Елены Молоховец.

Пока это тонкое и аппетитное варево потихоньку доводит рыбу до кондиции, я беру шпинат (можно замороженный) и распускаю его в глубокой сковородке на медленном огне. Выкипела вода, добавляю жирные сливки. Сюда же идут измельченные грецкие орехи и сыр с характером, можно пармезан, можно постаревший чеддер. Соль, перец и немного мускатного ореха, который вечно следует за сливками со словами «не покидай меня». Все это тушится те же 15 минут и достигает консистенции густой сметаны. Рыба уже мягко отстает от кости, вынимаю ее из вина, отделяю филе и складываю в прозрачный сотейник — пусть сквозь стенки будет видно, как это красиво. Немного разбавляю шпинат горячим винно-рыбным отваром и заливаю рыбу, пока не остыла, мраморно-зеленой смесью. Блюдо должно настояться хотя бы полчаса. Потом можно осторожно, не перемешивая, подогреть и подать на стол, украсив это великолепие базиликом и мятой. А можно и не разогревать вовсе, а подавать на стол застывшим, как заливное с легким и неожиданным ореховым вкусом. Можно подать с картофелем фри, который обжигает пальцы, губы и, кажется, сердце. А можно... Можно все, если захотеть. Я же говорю, свобода! Можно, Наташа, и бросить все к черту, если не складывается. И вместо «Не покидай меня» петь вместе с тем же Брелем про Амстердамский порт, про моряков и звезды, про рыбу и картофель, про жизнь в полные легкие.